|
Страница 3 из 3
Прыжок с нераскрывшимся парашютом.
Сначала я ощущал только невесомость. Чувство полета было мирным и безмятежным. Затем началось ускорение, и я стал следить, как огромная конструкция моста проносится мимо. На небольшом удалении от стальных опор, пролетая в свободном падении в освещенный луной каньон, я остро осознавал, насколько одинок в этой темноте… Спустя 3 секунды я услышал рокот реки внизу каньона - время открываться.
 Я потянулся назад, взял "медузу" (вытяжной парашют у бейсеров – прим. ред.), одним ровным движением вытянул ее из кармана и выбросил в поток. В сильном нетерпении я ожидал услышать знакомый рвущийся звук "липучки" и открытия ранца. Но не ощутил ничего, ничего кроме нарастающего ускорения. Никто не мог мне помочь… Сделав вывод, что медуза, должно быть, попала в затенение, я повернулся на бок, в надежде, что так воздух сможет прорваться и наполнить вытяжной парашют. Не вышло. Я смотрел и ничего не видел. Было слишком темно, и хотя я не понимал, что происходит, знал, что "медуза" не делает того, что нужно для моего спасения.
Затем ужасная мысль взорвалась в голове. Лучшим объяснением (если можно так сказать) ненаполнения вытяжного было то, что я каким-то образом направил его через ножной обхват... Осознание серьезности ситуации врезалось в голову бейсбольным мячом.
Отсутствие "медузы" означает отсутствие парашюта, а отсутствие парашюта означает отсутствие завтрашнего дня… Потом все начало двигаться в замедленном темпе, и я потерял чувство времени. Я потянулся назад и вцепился в клапаны ранца в отчаянной надежде разорвать его, уповая на то, что возможно (лишь возможно!) мой парашют еще откроется вовремя. Одну за другой я пережил самые сильные эмоции в своей жизни: шок от того, что все так плохо, ужас того, что ждет меня на скалах внизу, и злость на себя за боль, которую я уже почти причинил своей семье и немногим близким людям, любящим меня… Жизнь не пронеслась перед глазами. Вместо этого передо мной встали лица двух самых дорогих в этом мире людей. И, судя по развитию событий, я понимал, что вижу их в последний раз. Время растянулось: сколько прошло? Как долго я падаю? Что-то привлекло мое внимание, я посмотрел влево: там на горной тропинке - площадке приземления стоял мой друг Сэт с куполом через плечо, беспомощно наблюдающий за тем, как я проношусь мимо, дальше в ущелье. В тот же момент я посмотрел вниз и тут в первый раз увидел быстро приближающиеся скалы. Одна из них была большой, зубчатой и неподвижной. Все вокруг нее было размыто. А эта скала не дрогнула. Эта скала не шевельнулась. Эта скала не намеревалась чувствовать боль, и это была скала, где я собирался умереть…
В свободном падении на последних 18 метрах жизни, на меня вдруг нахлынуло совершенное чувство глубокого мирного спокойствия. Ни звука. Ни страха. Ни паники. Ни сожалений. Только спокойствие. Спокойствие, которого я никогда до этого не испытывал. Это было мое время, и я был готов. И потом… ХЛОП.
Все нейроны мозга одновременно вспыхнули и запечатлелись ослепляющей вспышкой белого света в глазах. Как странно. Я смотрю вниз на скалу. Почему я - не кровавое месиво, лежащее на ее верхушке? Быть может, душа зависла над моей могилой, и это последняя предсмертная мысль? Словно игла, царапающая виниловую пластинку, я был выдернут обратно в реальность. Я был жив. Под частично открытым парашютом. Купол, не набрав давления до конца, яростно доворачивал влево и кидал меня, как тряпичную куклу, прямо на очень крутой и заросший деревьями склон каньона. Времени на подготовку к приземлению не было, я сильно ударился. И сразу после столкновения начал судорожно хвататься за все, что могло удержать меня от падения назад и в реку, бушующую в нескольких метрах позади меня. Парашют повис на сучке дерева над головой.
Если бы я упал в воду, купол, скорее всего, потащил бы в быстро движущийся поток реки и тем решил мою судьбу… Меня била неконтролируемая дрожь - в тот момент по венам прошло столько адреналина, сколько никогда не проходило за всю жизнь. Боли не было, но, судя по тому, как силен был удар, я знал – боль уже в пути. Начав с бедер, я стал ощупывать себя руками, быстро проверяя, не торчат ли кости. И не почувствовал ничего. Ничего – это хорошо. Понимая, что адреналин маскирует боль, я снял систему (подвесная система-обвязка парашютиста – прим. ред.), оставив ее лежать, там, где приземлился, и стал карабкаться по склону. Пройдет немного времени, и самостоятельное передвижение станет невозможным. На пол пути я увидел Сэта. Он находился в 6 метрах от меня и быстро приближался, затем крикнул: "Ты в порядке?" - "Нет", крикнул я в ответ. "Я думаю, что сильно ранен, но пока ничего не чувствую. Пожалуйста, собери мое снаряжение, я постараюсь дойти до места сбора, пока еще могу". Я преодолел склон, выбрался на тропинку и, шатаясь, побрел туда, где мы оставили машину. Я двигался, но совсем не так как раньше. Ощущение было таким, будто ноги больше не прикреплены к телу, и идти по прямой абсолютно не представлялось возможным. Через несколько шагов нахлынула боль. Не в состоянии сделать новый шаг, я осел на дорогу, а приливающие волны боли обрушивались на меня вновь и вновь. Это были колени. Я сильно повредил их, и боль была невероятной. За время, пока Сэт собрал вещи и дошел до места, где я лежал, обе коленки раздулись до размера баскетбольных мячей. К счастью, он пришел не один, а вместе с другими джамперами, прыгавшими раньше нас. Сэт и Корки подхватили меня под руки и несли меня всю обратную дорогу. И за это я невероятно им обязан. Чуть позже, уже в гостинице, группа бейсеров пришла поприветствовать меня, вернувшегося с обрыва. Они принесли большую бутылку рома, пачки льда, я продолжил самолечение и стал обдумывать произошедшее. Позже Сэт сказал, что в тот момент, когда я пролетал мимо него, парашют почти вышел. Если бы купол наполнился на долю секунды позже, эта история имела бы другой конец, и рассказывал бы ее не я… Говорили, что во время падения я издал самый леденящий крик из всех, которые слышали когда-либо очевидцы происходящего. Я не помню этого, и сам ничего не слышал, но если и кричал, то кто будет винить меня? Уж конечно не те, кому только предстоит пройти то, что случилось со мной той ночью. До сих пор не знаю наверняка, почему "медуза" наполнялась так долго. Никто ничего не видел. Наиболее логичные объяснения сводятся к тому, что я не совсем верно уложил вытяжной парашют. А не к запутыванию, как я предполагал ранее. В то время немногие знали о прыжках с "медузой" в кармане и можно пересчитать по пальцам тех, кто так прыгал.
До того дня я всегда прыгал с медузой в руке. Не зная, как это делается, и, не имея рядом кого-то, кто мог бы показать нормальный способ укладки, я свернул медузу так тщательно, как только смог, скорее, для скайдайверского прыжка. Полагаю, то дополнительное время, потребовавшееся "медузе" для наполнения, и стало причиной задержки. И только когда я стал дергаться и цепляться за жизнь, вытяжной начал срабатывать. Это была моя первая укладка, и, несмотря на то, что собственная укладка скоро стала невероятно популярной в бейс-прыжках, я попробовал сделать это снова только через шесть лет.
Случившееся изменило мою жизнь в гораздо большей степени, чем все предыдущие или последующие события. Оно открыло мне глаза на то, что действительно важно в этом мире. Человеческие отношения и люди, идущие рядом – это все, что имеет значение. Остальное – просто суета. Много лет я удерживал сомнительно-почетное звание человека, раскрывшегося на рекордно низкой высоте на том самом мосту. Десять лет спустя один горемыка побил этот рекорд и множество своих костей в процессе, но, к счастью, он выжил, чтобы рассказать об этом. И я надеюсь, однажды он сделает это.
Подготовила Светлана Пантелеева по материалам basejumper.com
|
